Мне сегодня приснился сон… Стоит маленький ангел в белом платьице и умоляет: «Мамочка, очень прошу тебя, не называй сестренку моим именем, вы ведь с папой про меня забудете… если назовете ее как меня, я заберу ее к себе.»
Как давно мне не снилась моя девочка, я ее раньше видела постоянно, а сегодня она пришла ко мне такая большая, словно ей лет пять. Красивая — золотые локоны, зеленые глаза… Как она похожа на мою маму… Едва очнулась ото сна, и мысли меня медленно и неохотно унесли в тот горький день…
Ее несли в маленьком гробике. На руках, двое мужчин… Это был последний путь годовалой Оленьки. Малышка в белой косыночке, из-под которой выбивался русый завиток, мотала из стороны в сторону головой в такт хода мужчин, словно говоря: «Не хочу – не хочу, не хочу — не хочу». Двое здоровых мужиков шли со слезами на глазах, они смотрели на маленькую девочку, белую-белую, словно фарфоровую куклу, и не пытались скрывать свои эмоции. Небольшая колонна медленно подходила к кладбищу, вот я вижу маленькую могилку, у ограды уже стоит деревянный крест с фото… Никаких дат, просто имя — «Оленька». Уже перед самым прощанием у дочки я заметила слезу на щеке. Как же она не хотела уходить, как же я не могла ее отпустить, меня от нее буквально оторвали и заколотили гробик…
Больше я не помню ничего из того дня, недели, месяца, года…
Мне вчера дали направление в роддом, 38 недель… я жду дочь. Я ведь вовсе не думала называть ее Ольгой, просто мелькнула вечером мысль… «А что, если Оленька?» и сразу ночью — этот сон… Девочка моя, доченька, как я могу тебя забыть?? Я все помню! Я помню, как первый раз увидела тебя с густой шевелюрой на голове… ты родилась в 9:45 утра, а уже в 18 часов позировала на камеру, я снимала тебя на видео — для папы. Девочка ты наша, принцесса, ты открывала глаза, щурилась и пускала пузыри. Когда я тебя первый раз «вывела в люди» (это было еще в роддоме, мы пошли на БЦЖ), в очереди все мамочки умилялись, что не могут новорожденные быть настолько красивыми. А как я плакала от счастья, стоя возле твоей кроватки дома с твоим свидетельством о рождении. Я сквозь слезы счастья говорила тебе: «Вот, Ольга Александровна, ваш первый документ!»
Дочка, а помнишь, когда ты подросла, папа катал тебя в садовой тачке на нашей даче? А как нам было весело с тобой гулять? Мне не нужны были подружки с колясками, мне так скучна была их болтовня… я наряжала тебя как куколку, наряжалась сама… и мы, такие красивые и счастливые, шествовали по парку… Я показывала тебе небо, птиц, деревья. А как мы с тобой радовались лету! Ты ползала по зеленой травке, рыла землю руками, пробовала ее на вкус и хохотала…
Ребеночек мой, ягодка ты моя… Когда мы лежали в больнице, я издалека узнавала твой голос, твой плач я узнавала из плача десятков других детей…
Мне так не хватает тебя, доченька! Я хочу тебя обнять, поцеловать, я хочу слышать топоток твоих ног в квартире, я хочу снова отмывать тебя, себя и всю кухню после твоего самостоятельного обеда… Я помню, как сердилась на то, что ты все раскидываешь и хулиганишь. Боже… если бы вернуться в те дни… Как же я тогда не понимала, что это счастье! Что наш дом живой только от того, что ты шкодишь, лепечешь и смеешься! Теперь я не могу находиться в пустой квартире, мне режет слух эта зловещая тишина, эта стерильность и чистота меня выводит из себя…
Дочь моя, Ольга… Я помню все! Как ты сопела, смеялась, плакала, морщила нос… Я до сих пор помню твой запах, твои густые волнистые волосы… Я зарывалась носом в них и балдела от того, как ты сладко пахнешь… А что мне сейчас остается?? На той неделе я выбирала шампунь для приданого твоей сестренке и открыла понюхать тот, которым мыла тебя… Я зарыдала в магазине! Твой запах, я его помню! Я убежала вся в слезах, мимо ошеломленных моим поведением кассира и охранника, а через несколько часов пришла и купила его. Для себя. Сейчас я мучаюсь вопросом: «Зачем? Для чего?» Я не могу его даже открыть… мне так больно…
А помнишь, как смеялась надо мной тетя Света?? Я, будучи по жизни «брезгушей», уверяла ее, что твои подгузники ничем не пахнут, ну или исключительно малиной. Я запросто допивала за тобой сок с плавающими в нем «хахаряшками» от печенья, и облизывала твои пальчики, когда ты залезла в блюдце со сгущенкой. Девочка моя, как же мне не хватает твоего тепла… Я так привыкла засыпать с тобой… Сначала я притворялась спящей, ты крутилась на диване возле меня, поднимала мне руки, убирала с лица волосы… и, убедившись, что мама спит, пристраивалась ко мне бочком и засыпала, я тебя обнимала, зарывалась носом в твою макушку и блаженствовала… Как же это было давно…
Я уверена, что когда дети «уходят», их душа не страдает, страдает душа родителей. Как же много времени мне понадобилось для того, чтобы это все принять. Но я так и не поняла, что же за урок я должна была извлечь из этой трагедии всей моей жизни? Я и сейчас тихонько плачу… тихо, но очень горько. Я до сих пор по ночам слышу топоток маленьких ножек в соседней комнате… И мне до сих пор кажется невероятным, что я жива после перенесенного горя. Говорят, что женщины могут пережить многое, но неужели и это тоже?? Даже с потерей ребенка материнские чувства не умирают. Женщины пишут письма и стихи своим детям, молят Бога об упокоении их душ. И даже через десятки лет после потери, когда рана в сердце, казалось бы, уже глубоко, у матери дрожат и холодеют пальцы на руках, а ком подступает к горлу, если при просмотре семейного видеоархива увидит она на экране своего ребенка. Родственники своим непониманием и словами «Ну ладно, чего ты?» раздражают… Может, и хорошо, что не понимают… Не дай Бог кому-то пережить такое горе, которое выпадает на душу женщины, потерявшей своего ребенка…
Через неделю мне рожать, а я до сих пор не могу отпустить свою «ушедшую» малышку. Мне страшно. Страшно, что я буду сравнивать вторую дочь с Оленькой. Страшно, что я не смогу надеть на нее ни одной вещички из многочисленных нарядов Оленьки, сложенных сейчас в пакеты. Почему они эти годы лежат в моем шкафу? Почему я их не отнесла, не отдала, не сожгла? Мне жалко. Нет, мне жалко не вещей, а жаль потерять навсегда мою девочку. Может быть, даже не потерять, а отпустить… Я понимаю, что должна это сделать, чтобы вздохнуть спокойно, чтобы подарить новую жизнь и не оглядываться на прошлое… Пожалуй, соберу я все мешки и отнесу в церковь. Или дом малютки. И шампунь положу туда же… и печаль свою, и боль, и горе… Нет, лучше сожгу! На даче, в печке.
Навсегда, насовсем, девочка моя! Отпускаю тебя… Пожалуйста, береги сестренку, не забирай ее у меня! Позволь мне увидеть, как она растет. Я хочу быть рядом и видеть, как она пойдет в школу, как влюбится первый раз, будет невестой и женой. Позволь мне стать бабушкой… А я обещаю помнить тебя вечно, любить, скорбеть и ждать во сне бесконечно… Прощай, моя маленькая Оленька… Я тебя отпускаю…