Воспоминания о позапрошлогодней поездке в Абхазию

Ну вот и у меня морская болезнь. Первый раз мы встретились, когда мне было 18. Оно было теплым и приветливым, несмотря на то, что было Балтийским, но я его не поняла и на вопрос дяди (моряка!) ответила, пожав плечами: ‘Море как море’. Наверно, он жутко обиделся.

А теперь уезжала со слезами. ‘Море, морюшко, ты такое большое, на всех тебя хватает, хорошее мое, до свидания….’

Изощренная пытка — ехать вдоль моря несколько часов в душном поезде на осенний Урал. На пляже лежат отдыхающие, дети возятся в песке, кто-то ныряет — и у каждого море свое, и никому нет дела, что у тебя теперь целый год не будет моря.

Оно не скроется из виду, пока не стемнеет. Дикие пляжи, чайки, местные босоногие дети. Тут же впадаешь в ужасное ностальжи: понимаешь, что по приезду будешь читать книжки, в которых такое же море и такие же чайки и дети, про которых ты раньше читала у Крапивина или Катаева — но что ты раньше понимала в Море!

А ведь оно такое синее, такое солнечное, соленое и веселое. Наслаждение до горизонта. Хочешь на спине, а хочешь на животе, вниз головой, тормашками вверх — морская невесомость, морские космонавты.

Ужас, ужас, как жить без моря… Почему ты так далеко? Какое грустное вступление! Мне так не хватает обжигающей гальки, жестких просоленых волос и твоей бесконечной прохлады…

На этот раз с морем встречались в Абхазии. У нас ее, кстати, называют ‘тиром’. Постреляли там капитально, да. Особенно это заметно в Сухуме. А в той же Пицунде, например, пустующие заводы и дома не производят такого тягостного впечатления — пышные плющи быстро затягивают раны.

Дома через один пустуют, их хозяев давно нет в живых или в этой стране, а сады продолжают плодоносить, ветки гнутся под тяжестью плодов и недоумевают — почему они никому не нужны, что случилось?

От лирики — к прозе. Никогда не верьте в бескорыстную доброту таксистов. Особенно южных. Он был так любезен, вызвался помочь найти жилье, когда мы совсем заплутали в Пицунде, провез по ‘своим’, как мы потом догадались. А за услуги сначала просил ‘сколько дашь, сколько душа пожелает’, но при виде денег это ‘склько хочешь’ обрело вполне конкретные очертания — 200 р.))

Совершенно случайно мы попали в дом, хозяева которого (учительница музыки и чиновник гагринской администрации) решили столовать у себя творческую интеллигенцию со всей страны — не больше не меньше. Хотя как вписывается в эту концепцию наш сосед, день и ночь распевавший пошлый шансон за стеной, которой служило покрывало, — сказать сложно))

В первый же день — на море: пляжи относительно свободные, вода чистая, берег — от крупной гальки до песка вдоль побережья — на любой вкус.

Нам шагать до моря довольно далеко, зато можно посмотреть, кто как живет. Живут неплохо, продают все, что можно продать. Не продают — так возят. Цены на все грабительские. Особенно извоз. Из одной точки в другую — часто это 5-10 минут езды — меньше 50 не возьмут. Ну и правильно — высокий класс езды обходится недешево. Современный джигит, еще в детстве садясь в седло своей ‘шестерки’ или газика, чувствует себя на дороге непринужденно, легко развивает скокрость до 120 км/ч, успевая при этом флиртовать с блондинками, и священным своим долгом считает обогнать каждую машину с русскими номерами. Абхазский атракцион может прервать только лежачий полицейский — стоячих в этой стране не замечено.

Кстати, самая крутая машина здесь — ‘шестерка’, иномарки нервно курят у обочины. Если у тебя есть ‘шестерка’, ты можешь затонировать ее, набить ее своими друзьями и шумно ездить по деревне, прибавляя газу рядом с одиноко идущими туристками и причмокивая из полуоткрытого окна. В общем, если у тебя есть ‘шестерка’ — ты царь и бог.

Круче разве что коровы. Эти могут двигаться по встречке или просто спать посреди дороги. Их много. Об этом нужно помнить в ясную ночь, когда над головой распахивается звездное небо, а под ногами… Под ноги лучше смотреть!

Забрались на местные холмы. Это не очень просто — песчаник сыплется, на шишках, как на роликах, катишься назад, а за ноги и одежду цепляется ежевика и колючие лианы. Зато какой вид сверху! В тени можно переждать жару, поспать тут же, на хвое. Самое удивительное, что горы обитаемы еще очень далеко — видны крыши, дороги… Как-то наверху мы набрели и вовсе на вагончик, запертый на замок. Внутри чистенько, две кровати, посуда. Рядом на грядках овощной минимум — пара помидорных кустов, кабачки, кукуруза. А что еще надо? Вообще после юга в голову начинают лезть нехорошие мысли по поводу того, что жить на Урале как-то не совсем правильно что ли…

Выбрались в Гагры — это серьезный пеший маршрут: город вытянут вдоль моря зеленой змеей. Устроили сами себе экскурсию по ‘замку принца Ольденбургского’ — зданию впечатляющему, но запущенному. Забрались в него через окно, нашли в одной из комнат спящего сторожа — встали на цыпочки. Не скажу точно про прЫнца, но в общем было это давно, был при нем расцвет и резиденция была, наверно, сказочная. По крайней мере вид с верхнего этажа на море — неправдоподобный.

В советское время во дворце, похоже, был вип-санаторий — даже лифты вмонтировали. В огромной зале, выходяшей на веранду, наверно, обедали, в другой — танцевали. Разбитый рояль Тбилисской фабрики еще гудит. А в остальном запустение — на чердаке полно летучих мышей. Проснувшийся сторож сыпал в спину проклятьями. Мда, век принцев прошел…

Надо сказать, что все мало-мальски видные, интересные в архитектруном плане и несшие на себе раньше какие-то важные функции здания стоят пустые — ‘без окон без дверей’ — большие и помпезные туалеты, увы.

В Гагре у меня был национальный перекус — мамалыга. Каша, твердая, как один большой комок манки, и два сырных ломтя. В принципе съедобно. Зато сейчас я могу о ней писать)))

Новый Афон — место, конечно, очень попсовое и никак не вяжущееся с монашеством — вокруг праздник жизни в виде разлапистых пальм и манящего моря. А может, монахи здесь больше закаляются в борьбе с бОльшими соблазнами — кто знает?

Тем не менее в этом попсовом месте со мной случилось вот что. Сухонькая черная богомолка у дверей храма костерила туристов: ‘Да как вы можете снимать! Это ведь святое место, намоленное!’ Хорошо, прячусь за дверью, навожу фотоаппарат, как вдруг буквально из-под руки возникает благообразный священник в черной рясе, с длинной седой бородой и, хитро щурясь, улыбается мне. Я пытаюсь спрятать фотоаппарат и изображаю раскаяние на лице. И тут он говорит: ‘Пойдем со мной. Возьми, поможешь мне’. И вклыдывает мне в ладонь три кольца, две цепочки, иконку.

Мы несемся в центр храма к иконе Пантелеймона-целителя. Это необычная икона. Под стеклом и двумя замками икону украшают вдоль и поперек несколько сотен украшений разной ценности, один перстень уже покрылся бог знает скольки вековой зеленью. Это, объясняет священник, дар тех, кто получил исцеление, обратившись к святому. Он открывает замки, поднимает стекло, я аккуратно развешиваю-пристраиваю доверенное мне добро. Все, уф. Налетает народ: ‘Скажите, вам помогло? У вас кто-то исцелился?’ Я смущенно отхожу в сторону — я даже не крещенная.

Поразмышлять о вечном или о том, сколько булок уже слопали эти ненасытные лебеди, можно неподалеку — в Приморском парке. Лебеди тут заевшиеся. Хватают прямо из рук, а если замешкаешься, то и за подол дернут, не постесняются.

Кстати, в Сухумском обезьяньем питомнике благодаря добрым туристам полностью решена проблема кормления макак. На входе стоит ларек с надписью ‘Корм для обезьян’, где продают незрелый виноград и орехи, а старые, советские еще, предупреждающие таблички: ‘Дразнить и кормить обезьян строго воспрещается’ модернизированы: слово ‘кормить’ просто замазано краской.
В Сухуме наконец-то встречаешь нормальных, если можно так сказать, абхазов: обычных городских жителей, а не оголтевших и хамоватых деревенских. Здесь и обслужат с большей охотой, не придется повторять вопрос по три раза, всячески привлекая к себе внимание. Хваленое кавказское гостеприимство встретить, увы, так и не удалось.

Зато в последний день видели дельфинов. А вот лесные хомяки так и не пожелали выйти из тени. Почти легендарные, они чудились в ночном саду по дороге в туалет — было страшно, правда) Некие лесные хомяки, по словам хозяина, приходят к дому каждую ночь и, карабкаясь по железным опорам высоко над землей, объедают виноград. А может, и воруют, в лесу ставят брагу, а потом продают на базаре вино — кто их знает…))

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
shkolnikoff.ru
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: